Сплошной календарный обман. Мой март не сильно отличался от февраля, совсем, прямо скажем, не отличался, как и апрель. Май, на который всегда возлагалось столько надежд, тоже подводил, бывало, накидывая снегу по колено аккурат к июню.

Зиму я всегда ждал, как избавления от грязи и серости, что несла с собой поздняя осень. Капитан Белый снег покрывал любое убожество, превращая самый невзрачный сарай во дворец Снежной Королевы.

Совсем ещё недавно окна домов умели покрываться волшебными узорами инея, в которых можно увидеть что угодно. Если нагреть на батарее пятак, приложить к стеклу, прильнуть любопытным глазом, то запросто заметишь мелькнувшие мимо сани с холодной красавицей в ледяной мантии.

В детстве зима не удручала. Какое там, столько забав со снегом – только успевай поворачиваться. Царь горы, снежки, крепости…. Идёшь, наклонясь к земле, против сбивающего с ног северного ветра, который пригоршнями швыряет в лицо миллионы ледяных игл, воображаешь себя полярником, маленький и нелепый в своей мохнатой чёрной шубке из чебурашки. Потом придёшь домой небольшим сугробом, долго и безуспешно чистишь одежду, оставляя в парадной тёмные лужицы воды, трёшь онемевшие щёки колючими варежками, смотришь на маму сквозь ресницы, усыпанные бриллиантами растаявших снежинок.

Детство ушло, его радости взрослым не предназначены. Зима стала временем темноты, холода и тоски, когда с человека без жалости с лихвой берут чёрными днями за белые ночи лета. Идёшь на работу во тьме под ядовитым светом фонарей, возвращаешься так же. Знаю историю, когда женщина прикорнула днём, проснулась, глянула на часы, за окно - и побежала на работу. На полдороге по подозрительному оживлению у крыльца ресторана «Северный» поняла, что вокруг вечерняя темнота, а не утренняя, вернулась досыпать.

Днём мороз ошпаривает лицо, выбивает жестоким ветром слёзы. Зимнее солнце встаёт чуть не к обеду, заиндевевшим апельсином висит над самым горизонтом, и до самой весны подняться выше ему воли нет. Даже так пробудет недолго: скоро провалится за море, укроется в своей берлоге обогреться, чтобы назавтра проползти по краешку неба хотя бы часа три-четыре.

После Нового Года, которого ждёшь с октября, а сжигаешь за час, наступает время, напоминающее лимб, где часы замерли, и не двинутся уже никогда. Один товарищ назвал его лихозимьем. Серое ватное небо, унылые дома, голые деревья, и снег, снег от горизонта до горизонта. Нет и не было никогда иных цветов, кроме серого, белого и чёрного. Нет запахов, кроме вони выхлопных газов. Нет тепла, кроме тепла батарей в домах дорогих людей.

Иногда наступит оттепель, тогда встанешь на оттаявшую землю над теплотрассой, коснёшься её рукой, вдохнёшь чуть заметный аромат далёкой весны….

Шесть месяцев под снегом – это слишком долго. В это время главным развлечением может стать выкладывание слова «вечность» из голубых льдинок – осколков зеркала злого тролля. Но как не пытайся, выложить не получается, всё время не хватает последнего осколка, потому что он - в сердце.

КОНСТАНТИН РЫБИНСКИЙ